Неточные совпадения
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с дочерью в другой конец залы к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно
на одном и том же
месте, как человек, который весело вышел
на улицу, с тем чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть
на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего не может быть такого человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок в кармане; не деньги ли? но деньги тоже в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый дух шепчет ему в
уши, что он позабыл что-то.
— Il ne fallait pas danser, si vous ne savez pas! [Не нужно было танцевать, если не умеешь! (фр.)] — сказал сердитый голос папа над моим
ухом, и, слегка оттолкнув меня, он взял руку моей дамы, прошел с ней тур по-старинному, при громком одобрении зрителей, и привел ее
на место. Мазурка тотчас же кончилась.
Чувство умиления, с которым я слушал Гришу, не могло долго продолжаться, во-первых, потому, что любопытство мое было насыщено, а во-вторых, потому, что я отсидел себе ноги, сидя
на одном
месте, и мне хотелось присоединиться к общему шептанью и возне, которые слышались сзади меня в темном чулане. Кто-то взял меня за руку и шепотом сказал: «Чья это рука?» В чулане было совершенно темно; но по одному прикосновению и голосу, который шептал мне над самым
ухом, я тотчас узнал Катеньку.
Последняя смелость и решительность оставили меня в то время, когда Карл Иваныч и Володя подносили свои подарки, и застенчивость моя дошла до последних пределов: я чувствовал, как кровь от сердца беспрестанно приливала мне в голову, как одна краска
на лице сменялась другою и как
на лбу и
на носу выступали крупные капли пота.
Уши горели, по всему телу я чувствовал дрожь и испарину, переминался с ноги
на ногу и не трогался с
места.
Остался
на старом
месте только бюст Александра Третьего, но он запылился, солидный нос царя посерел,
уши, тоже серые, стали толще.
А Дунаев слушал, подставив
ухо на голос оратора так, как будто Маракуев стоял очень далеко от него; он сидел
на диване, свободно развалясь, положив руку
на широкое плечо угрюмого соседа своего, Вараксина. Клим отметил, что они часто и даже в самых пламенных
местах речей Маракуева перешептываются, аскетическое лицо слесаря сурово морщится, он сердито шевелит усами; кривоносый Фомин шипит
на них, толкает Вараксина локтем, коленом, а Дунаев, усмехаясь, подмигивает Фомину веселым глазом.
Клим не мог представить его иначе, как у рояля, прикованным к нему, точно каторжник к тачке, которую он не может сдвинуть с
места. Ковыряя пальцами двуцветные кости клавиатуры, он извлекал из черного сооружения негромкие ноты, необыкновенные аккорды и, склонив набок голову, глубоко спрятанную в плечи, скосив глаза, присматривался к звукам. Говорил он мало и только
на две темы: с таинственным видом и тихим восторгом о китайской гамме и жалобно, с огорчением о несовершенстве европейского
уха.
— Сбоку, — подхватила Пелагея Ивановна, — означает вести; брови чешутся — слезы; лоб — кланяться; с правой стороны чешется — мужчине, с левой — женщине;
уши зачешутся — значит, к дождю, губы — целоваться, усы — гостинцы есть, локоть —
на новом
месте спать, подошвы — дорога…
Там,
на большом круглом столе, дымилась
уха. Обломов сел
на свое
место, один
на диване, около него, справа
на стуле, Агафья Матвеевна, налево,
на маленьком детском стуле с задвижкой, усаживался какой-то ребенок лет трех. Подле него садилась Маша, уже девочка лет тринадцати, потом Ваня и, наконец, в этот день и Алексеев сидел напротив Обломова.
А она, отворотясь от этого сухого взгляда, обойдет сзади стула и вдруг нагнется к нему и близко взглянет ему в лицо, положит
на плечо руки или нежно щипнет его за
ухо — и вдруг остановится
на месте, оцепенеет, смотрит в сторону глубоко-задумчиво, или в землю, точно перемогает себя, или — может быть — вспоминает лучшие дни, Райского-юношу, потом вздохнет, очнется — и опять к нему…
— Вот, я же тебя, я же тебя —
на,
на,
на! — говорила бабушка, встав с
места и поймав Викентьева за
ухо. — А еще жених — болтает вздор какой!
— Что? — сказал тот, — это не из наших. Кто же приделал голову к этой мазне!.. Да, голова… мм… а
ухо не
на месте. Кто это?
Открыла другой футляр, побольше — там серьги. Она вдела их в
уши и, сидя в постели, тянулась взглянуть
на себя в зеркало. Потом открыла еще два футляра и нашла большие массивные браслеты, в виде змеи кольцом, с рубиновыми глазами, усеянной по
местам сверкающими алмазами, и сейчас же надела их.
«Куда же мы идем?» — вдруг спросил кто-то из нас, и все мы остановились. «Куда эта дорога?» — спросил я одного жителя по-английски. Он показал
на ухо, помотал головой и сделал отрицательный знак. «Пойдемте в столицу, — сказал И. В. Фуругельм, — в Чую, или Чуди (Tshudi, Tshue — по-китайски Шоу-ли, главное
место, но жители произносят Шули); до нее час ходьбы по прекрасной дороге, среди живописных пейзажей». — «Пойдемте».
Бывают счастливые дети, которые с пеленок ощущают
на себе прикосновение тех бесконечно разнообразных сокровищ, которые мать-природа
на всяком
месте расточает перед каждым, имеющим очи, чтоб видеть, и
уши, чтобы слышать.
Но всегда есть исключения: иногда и в степи попадаются беляки, иногда и в лесных
местах, как, например, около Москвы, водятся русаки, только они почти никогда не ложатся
на дневку в большом лесу, а всегда
на открытых
местах или в мелком кустарнике; старый русак, матерой, как говорят охотники, всегда крупнее и жирнее беляка одного с ним возраста и в то же время как-то складнее:
уши у русака острее; лапки его, особенно передние, поменьше и поуютнее, и потому русачий малик (след) отличается с первого взгляда от беличьего.
Лось медленно передвигался с
места на место, поворачивал головой то в одну, то в другую сторону, отчего большие
уши его хлопали по воде и вздымали множество брызг.
Сначала Родион Потапыч не поверил собственным
ушам и отправился
на место действия.
К весне солдат купил
место у самого базара и начал строиться, а в лавчонку посадил Домнушку, которая в первое время не знала, куда ей девать глаза. И совестно ей было, и мужа она боялась. Эта выставка у всех
на виду для нее была настоящею казнью, особенно по праздникам, когда
на базар набирался народ со всех трех концов, и чуткое
ухо Домнушки ловило смешки и шутки над ее старыми грехами. Особенно доставалось ей от отчаянной заводской поденщицы Марьки.
Все девицы, кроме гордой Жени, высовываются из окон. Около треппелевского подъезда действительно стоит лихач. Его новенькая щегольская пролетка блестит свежим лаком,
на концах оглобель горят желтым светом два крошечных электрических фонарика, высокая белая лошадь нетерпеливо мотает красивой головой с голым розовым пятном
на храпе, перебирает
на месте ногами и прядет тонкими
ушами; сам бородатый, толстый кучер сидит
на козлах, как изваяние, вытянув прямо вдоль колен руки.
В то время, когда репортер отвечал Ярченку, Тамара тихо встала со своего
места, обошла стол и, нагнувшись над Собашниковым, сказала ему шепотом
на ухо...
Живновский. Потому что тут, знаете, шахер-махер, рука руку моет… (Шепчет Забиякину
на ухо и потом продолжает вслух.) После этого, каким же образом? ну, я вас спрашиваю, будьте вы сами
на месте князя!
Отставной капитан Пафнутьев, проситель шестидесяти лет, с подвязанною рукою и деревяшкой вместо ноги вид имеет не столько воинственный, сколько наивный, голова плешивая, усы и бакенбарды от старости лезут, напротив того,
на местах, где не должно быть волос, как-то
на конце носа, оконечностях
ушей, — таковые произрастают в изобилии. До появления князя стоит особняком от прочих просителей, по временам шмыгает носом и держит в неповрежденной руке приготовленную заранее просьбу.
Да разве один он здесь Лупетка! Среди экспонентов выставки, выбившихся из мальчиков сперва в приказчики, а потом в хозяева, их сколько угодно. В бытность свою мальчиками в Ножовой линии,
на Глаголе и вообще в холодных лавках они стояли целый день
на улице, зазывая покупателей, в жестокие морозы согревались стаканом сбитня или возней со сверстниками, а носы,
уши и распухшие щеки блестели от гусиного сала, лоснившего помороженные
места,
на которых лупилась кожа. Вот за это и звали их «лупетками».
Но даже в эти торжественные минуты Фаинушка не покинула своего"голубя". Как и всегда, она усадила его
на место, завесила салфеткой и потрепала по щеке, шепнув
на ухо (но так, что все слышали...
Протопопица показала
на это мужу, но прежде чем протопоп успел встать с своего
места, дверь передней с шумом распахнулась, и в залу протоиерейского дома предстал Ахилла, непосредственно ведя за собой за
ухо раскрасневшегося и переконфуженного Данилку.
Дома тоже было тяжко:
на место Власьевны Пушкарь взял огородницу Наталью, она принесла с собою какой-то особенный, всех раздражавший запах; рабочие ссорились, дрались и — травили Шакира: называли его свиным
ухом, спрашивали, сколько у него осталось дома жён и верно ли, что они, по закону Магомета, должны брить волосы
на теле.
— Посмотрим, шепнет ли тебе черт
на ухо, что боярские красна перешли из овина Федьки Хомяка в другое
место?» Эта мысль его развеселила.
— Ну что ж ты стоишь, Ванюшка? Али
уши запорошило? Ступай, бери шапку, — проговорил он, поглядывая
на сына, который краснел, как жаровня, выставленная
на сквозной ветер, и переминался
на одном
месте с самым неловким видом.
Затылок был выстрижен под скобку и выше, чем принято; виски были тоже выстрижены выше, чем следует, и красные
уши Емельяна торчали, как два лопуха, и, казалось, чувствовали себя не
на своем
месте.
За обедом уселись следующим образом: m-me Мерова
на месте хозяйки, по правую руку ее Тюменев, а по левую Бегушев. Домна Осиповна села рядом с Хмуриным, а граф Хвостиков с Офонькиным. Сам Янсутский почти не садился и был в отчаянии, когда действительно
уха оказалась несколько остывшею. Он каждого из гостей своих, глядя ему в рот, спрашивал...
И еще заметил Саша, что
на щеке возле
уха и в тех
местах подбородка, которых не залила кровь, проступила щетинка бороды: никогда не видел
на живом.
Один из самых маленьких сосунов, черный, головастый, с удивленно торчащей между
ушами чолкой и хвостиком, свернутым еще
на ту сторону,
на которую он был загнут в брюхе матери, уставив
уши и тупые глаза, не двигаясь с
места, пристально смотрел
на сосуна, который скакал и пятился, неизвестно, завидуя или осуждая, зачем он это делает.
Босый, в халате, накинутом
на ночное бельё, он дёргал себя за
ухо, оглядывался, точно попал в незнакомое
место, и ухал...
Пришёл с войны один из Морозовых, Захар, с георгиевским крестом
на груди, с лысой, в красных язвах, обгоревшей головою;
ухо у него было оторвано,
на месте правой брови — красный рубец, под ним прятался какой-то раздавленный, мёртвый глаз, а другой глаз смотрел строго и внимательно. Он сейчас же сдружился с кочегаром Кротовым, и хромой ученик Серафима Утешителя запел, заиграл...
У Барского
на месте лица скупо наляпаны багровые куски мяса, его огромная голова, шея, щёки, руки — весь он густо оброс толстоволосой, медвежьей шерстью,
уши — не видны, ненужные глаза скрыты в жирных подушечках.
— Вели… беги… постой… Я слышал в комнате Анны Павловны крик, поди, попроси Савелия Никандрыча сюда. Нет, — говорил Сапега, но в это время снова раздался крик, и он опять упал
на диван и зажал
уши. Ничего не понимавший камердинер не трогался с
места.
— Куда?!
Место найдем, — флегматически отвечал подрядчик, движением головы сдвигая картуз
на ухо, — ты думаешь, это простой коньяк. Не-ет, брат, это называется финшалпал; восемь рублев отдал за бутылку. Понял?
Писано было: «Аще болячка явится поверх главы или ином
месте выше пояса, — пущай много кровь из медианы; аще явится
на челе, то пущай скоро кровь из-под языка; аще явится подле
ушей и под бородою, пущай из сефалиевы жилы, аще же явится под пазухами, то, значит, сердце больно, и тогда в той стороне медиан отворяй».
Варенька села
на её
место и начала что-то говорить
на ухо Елизавете Сергеевне.
Аян, стиснув зубы, работал веслами. Лодка ныряла, поскрипывая и дрожа, иногда как бы раздумывая, задерживаясь
на гребне волны, и с плеском кидалась вниз, подбрасывая Аяна. Свет фонаря растерянно мигал во тьме. Ветер вздыхал, пел и кружился
на одном
месте, уныло гудел в
ушах, бесконечно толкаясь в мраке отрядами воздушных существ с плотью из холода: их влажные, обрызганные морем плащи хлестали Аяна по лицу и рукам.
Девушка рассмеялась. В тот же момент ее схватила пара железных рук, совсем близко, над
ухом волна теплого дыхания обожгла кожу, а в сияющих, полудетских, о чем-то молящих, кому-то посылающих угрозы глазах горело такое отчаяние, что был момент, когда комната поплыла перед глазами Стеллы и резкий испуг всколыхнул тело; но в следующее мгновение все по-прежнему твердо стало
на свое
место. Она вырвалась.
—
На курсах не учат, как влиять
на тяжелых людей. Я должна буду, кажется, просить у всех вас извинения, что была
на курсах! — сказала Ольга Михайловна резко. — Послушай, дядя, если у тебя целый день над
ухом будут играть одни и те же гаммы, то ты не усидишь
на месте и сбежишь. Я уж круглый год по целым дням слышу одно и то же, одно и то же. Господа, надо же, наконец, иметь сожаление!
На ровном
месте мы опять поехали тише. От лошадей валил пар. Коренная тяжело дышала, а пристяжки вздрагивали, храпели и водили
ушами. Помаленьку они, однако, становились спокойнее. Ямщик отпустил вожжи и ласково ободрял коней…
Лошадь, зябко встряхивая кожей, потопталась
на месте и тихонько пошла, верховой покачнулся, сквозь дрёму ему показалось, что он поворотил назад, но не хотелось открыть глаза, было жалко нарушить сладкое ощущение покоя, ласково обнявшее тело, сжатое утренней свежестью. Он ещё плотнее прикрыл глаза. Он слышал насмешливый свист дрозда, щёлканье клестов, тревожный крик иволги, густое карканье ворон, и, всё поглощая, звучал в
ушах масляный голос Христины...
Но, чу!.. Легкий шорох… В тайге мелькнула красноватая шерсть,
на этот раз в освещенном
месте, так близко!.. Макар ясно видел острые
уши лисицы; ее пушистый хвост вилял из стороны в сторону, как будто заманивая Макара в чащу. Она исчезла между стволами, в направлении Макаровых ловушек, и вскоре по лесу пронесся глухой, но сильный удар. Он прозвучал сначала отрывисто, глухо, потом как будто отдался под навесом тайги и тихо замер в далеком овраге.
Он совсем ослаб. Теперь молодые деревья прямо, без всяких стеснений, били его по лицу, издеваясь над его беспомощным положением. В одном
месте на прогалину выбежал белый ушкан (заяц), сел
на задние лапки, повел длинными
ушами с черными отметинками
на концах и стал умываться, делая Макару самые дерзкие рожи. Он давал ему понять, что он отлично знает его, Макара, — знает, что он и есть тот самый Макар, который настроил в тайге хитрые машины для его, зайца, погибели. Но теперь он над ним издевался.
Он уже их вел, а я подошел к одному и говорю
на ухо: «Мне, говорю, все равно, идите хочь куда хотите, а как вы люди в здешних
местах неизвестные и мне вас ужасно жалко, то я вам скажу, чтобы вы лучше за этим человеком не ходили, потому что у них в гостинице
на прошлой неделе богомольцу одному подсыпали порошку и обокрали».
До мельницы всего версты две
места, а мы будто вёрст десять отмерили. В голове смутно, в горле саднит, глаза и
уши необычно чутки, всё вокруг задевает меня, ложится
на память и сердце царапинами. И всё — как сон.
Андрей. Однако никого нет. Я, кажется, мешаться в уме начинаю помаленьку… потому песня какая-то лезет в голову совсем не к
месту! (Подходит к окну). Вон Илья сидит
на козлах, кулек шампанского держит; вон Серый что-то вздрагивает,
ушами поводит. Эх, Серый, куда-то ты помчишь меня отсюда!